Алексей Ивакин - 7 дней в июне. Том 2[СИ]
― Парни, у вас глаза помоложе, гляньте, кто там катается! Только аккуратно, не высовываясь!
Антонов внимательно вгляделся, прикрыв глаза ладонью. Оставалось только пожалеть об отсутствии бинокля.
― Товарищ старший лейтенант, кажется на одной из машин трехцветный флаг!
― Так, маскируемся и наблюдаем! У немцев флаги не трехцветные, но мало ли чего…
Мы залегли в придорожных кустах. Наши преследователи вряд ли могли предполагать, что мы затаимся у самого шоссе. Но пока не показывались и они. Колонна, тем временем, приближалась. Теперь даже я видел, что на антеннах странных гусеничных машин трепыхаются маленькие российские флажки. Машины напоминали БМД или плавающие танки ПТ‑76, но были они крупнее первых и вооружены вроде бы чем–то малокалиберным.
И в тот самый момент, когда колонна уже находилась в прямой видимости, на противоположной стороне полосы отчуждения шоссейки показались наши преследователи. На колонну они не обратили ни малейшего внимания. Их было много, человек сорок–пятьдесят. Как только они добежали до дорожного полотна, я скомандовал ребятам:
― Огонь!
Мы ударили из трех стволов. Расстояние до цели не превышало метров сорока. Немцы рухнули как подкошенные. Я, конечно, не надеялся, что мы смогли свалить даже половину, это было бы безрассудным оптимизмом. Просто, рефлекс подсказал немцам, что под обстрелом стоять не стоит, и они поспешили залечь. А вот и ответный огонь.
Но дальше все пошло не по их сценарию. Первая машина повела своей плоской, как будто распластанной по корпусу, башней и выдала очередь. Судя по звуку это автоматическая пушка. Скорее всего, аналог пушки БМП‑2. Немцам это очень не понравилось, и они попытались перенести огонь на подходящую колонну. Но тут им ничего не светило. Первую машину поддержала вторая, потом подключились автоматы. Самые разумные попытались побежать обратно, но под огнем нескольких боевых машин пробежать сорок метров открытого пространства это фантастика.
За первыми тремя машинами я увидел что–то более знакомое. Такой же прямоугольный корпус с носом клином, низкая башня, в которой спарены крупная и малокалиберная пушки. О, черт! Это же БМП‑3. Ни разу не видел ее живьем. А головные машины это, скорее всего, что–то типа БРДМ на ее базе. Там пушки–сотки нет.
Пока головные машины добивали немцев, колонна притормозила. Одна из БМП выехала из общего строя и остановилась около нас, вылезших из кустов. С брони пружинисто спрыгнул шкафоподобного сложения майор в шлемофоне.
― Командир батальона двенадцатой гвардейской танковой дивизии майор Носатов. Кто такие? Документы!
― Старший лейтенант Маслов, Центр боевого применения армейской авиации, рядовые Амальчиев и Антонов. Два дня находились в окружении, вышли на вашу колонну, отрываясь от преследующих немцев.
Майор посмотрел наши документы.
― Так, сейчас не до вас! У меня горит темп наступления. Садитесь на следующую БМП, поедете с нами. По прибытии вас допросит особист, он следует со штабом полка.
Мы не заставили себя упрашивать. «Нашей» БМП командовал веселый сержант Мухин, явно контрактник. Бойцы его отделения отнеслись к нам по–братски, и даже пополнили подрастраченные запасы патронов. Они объяснили нам, что в голове колонны идут БРМ‑3, разведывательные машины на базе БМП‑3.
― Откуда взялась танковая дивизия? Вроде в нашей армии их расформировали недавно?
― Как расформировали, так и сформировали. Всего несколько дней как.
Колонна шла достаточно быстро для гусеничной техники. Причем, с высоты брони было видно, что далеко не вся она состоит из БМП, основную массу составляли танки. Расспрашивать солдат о цели путешествия мы не стали, секретность есть секретность.
Так прошло почти два часа. Дважды за это время мы нагоняли колонны немцев, состоящие из пехоты, автомобилей, повозок и легких орудий. При нашем приближении немцы вели себя по–разному. Часть начинала разбегаться, другие открывали огонь или пытались развернуть орудия. Эти попытки сопротивления давились быстро и легко. Слишком неравными были силы.
Я, сидя на броне, вместе со всеми стрелял и видел, как под моими очередями падают фигуры в форме цвета фельдграу. А еще, имея лучший обзор, давал советы Мухину, куда довернуть или стрельнуть из орудий.
А потом впереди появилась еще одна колонна, только на этот раз мы ее не нагоняли. Наоборот, она шла нам навстречу и в ней явно присутствовала бронетехника.
По рации передали: «Без приказа не стрелять!».
Понятно. Опять штабные мутят. Но Мухин, который смотрел на колонну через увеличивающую оптику прицела, вдруг закричал:
― Хохлы! У них украинские флаги!
И тут же над всей нашей колонной понеслось:
― Хохлы!
Я не понимал, что происходит, но сержант, увидев мое недоумение, пояснил:
― Клейст окружен!
Теперь я понял, почему мы гнали безостановочно на юг, почему командиры так торопили. 12‑я гвардейская танковая дивизия России шла на встречу танковой бригаде Украины, замыкая кольцо окружения вокруг Первой танковой группы Клейста. Хотя какая теперь танковая группа, после шестидневных боев и вчерашней бомбежки вряд ли у Клейста осталась хотя бы половина сил.
А навстречу нам уже несся рев из встречной колонны:
― Москали!
Потом мы обнимались с украинцами. Боевая техника стран–союзниц перемешалась, экипажи повылазили на свет божий, все кричали, кто–то стрелял в воздух, правда, это быстро пресекли.
Я не знаю, сколько продолжалось ликование, но постепенно накал страстей стих, а командиры поспешили пресечь дальнейшее развитие событий. Дело еще не закончено, нужно создавать фронт окружения и ликвидировать группировку Клейста. Вместе с главными силами дивизии подъехал и особист. Он выдернул нас троих из человеческого водоворота и опросил по одному. Видимо, подозрений в шпионской деятельности мы у него не вызвали, терзал он нас недолго.
А потом мы ехали назад. Нас направили в штаб армии, откуда мы должны были с оказией добраться до своего аэродрома. В тыл шел транспорт с ранеными и грузовики за боеприпасами и топливом для дивизии. Нам разрешили присоединиться к этой колонне. Сопровождать их выделили мотострелковую роту, в которую входило и отделение Мухина. Так что ехали мы со старыми знакомыми, уютно устроившись на броне.
Правда, особой нужды в охранении не было. Только больной на голову немец решился бы напасть на колонну на это дороге. Навстречу нам сплошным потоком шли войска. Чего тут только не было: и БМП всех трех моделей, разные БТР и Т-80 с Т-72 и какими–то более старыми танками, — я в них хуже разбираюсь — и САУшки, и буксируемая артиллерия, и зенитно–ракетные комплексы от Стрелы‑10 до С-300В, только Торов я не заметил. И старые зенитки С-60, против «мессеров» тоже сгодятся. Вместе с боевой техникой шла куча самых разных автомобилей, бензовозов, понтонных парков.
Все, теперь на фронте больше не будет тоненькой ниточки из кадровых частей. Сколько союзники могут выставить по мобилизации? Миллиона три–четыре? Наверняка не меньше. И вооружены они будут куда лучше Вермахта. Пройдет совсем немного времени, и мы пойдем на запад, погоним их к Берлину!
У одного из солдат зазвонил мобильник. Меня как током ударило. Коммуникатор я выключил еще позавчера, берег батарею, где ее в окружении подзаряжать.
― А что телефоны заработали?
― Да уж дня два как. Только не везде берут.
Я выхватил из кармана телефон и поспешно его включил. Черт, как медленно грузится эта Windows. Наверное, никогда еще она не стартовала так долго. Включился. Нашел номер Ленки. Набрал. С минуту слушал длинные гудки.
― Сашка, ты где?
― Привет, моя родная. В армии, на Украине. Ты получила телеграмму?
В первый день войны я, не дозвонившись до Ленки и родителей, попросил Зубатова отправить им телеграммы.
― Получила. Как ты там?
― Все у меня хорошо, ты не волнуйся, служу на аэродроме, далеко от фронта.
― Прошу, будь осторожен!
― Конечно, родная!
― Мы с маленьким ждем тебя.
― С кем?
― Ой, ведь не хотела говорить! Не умею я хранить тайны! Сашка, я беременна!
― Лена, это же здорово! Ты моя милая! Давно узнала?
Шумы в телефоне стихли. Я взглянул на экран, значок доступной сети снова пропал. Ну, ничего, раз связь заработала, то в первом же городке наговоримся!
Броня нагрелась на летнем солнышке, лежать на ней было приятно. Я лежал и думал.
А ведь еще неделю назад я был совсем другим человеком. Жил для себя, ни за кого не отвечал, хоть и собирался жениться. Прошло всего семь дней. Но каких дней! Чего только за это время не случилось! Я ведь стрелял в живых людей и расстраивался, если не попадал. И ведь не чувствую никакого раскаянья! Хорошо это или плохо? Наверное, плохо. Но все равно не чувствую.
